Мама на даче, ключ на столе, завтрак можно не делать. Скоро каникулы, восемь лет, в августе будет девять. В августе девять, семь на часах, небо легко и плоско, солнце оставило в волосах выцветшие полоски. Сонный обрывок в ладонь зажать, и упустить сквозь пальцы. Витька с десятого этажа снова зовет купаться. Надо спешить со всех ног и глаз - вдруг убегут, оставят. Витька закончил четвертый класс - то есть почти что старый. Шорты с футболкой - простой наряд, яблоко взять на полдник. Витька научит меня нырять, он обещал, я помню. К речке дорога исхожена, выжжена и привычна. Пыльные ноги похожи на мамины рукавички. Нынче такая у нас жара - листья совсем как тряпки. Может быть, будем потом играть, я попрошу, чтоб в прятки. Витька - он добрый, один в один мальчик из Жюля Верна. Я попрошу, чтобы мне водить, мне разрешат, наверно. Вечер начнется, должно стемнеть. День до конца недели. Я поворачиваюсь к стене. Сто, девяносто девять.

Мама на даче. Велосипед. Завтра сдавать экзамен. Солнце облизывает конспект ласковыми глазами. Утро встречать и всю ночь сидеть, ждать наступленья лета. В августе буду уже студент, нынче - ни то, ни это. Хлеб получерствый и сыр с ножа, завтрак со сна невкусен. Витька с десятого этажа нынче на третьем курсе. Знает всех умных профессоров, пишет программы в фирме. Худ, ироничен и чернобров, прямо герой из фильма. Пишет записки моей сестре, дарит цветы с получки, только вот плаваю я быстрей и сочиняю лучше. Просто сестренка светла лицом, я тяжелей и злее, мы забираемся на крыльцо и запускаем змея. Вроде они уезжают в ночь, я провожу на поезд. Речка шуршит, шелестит у ног, нынче она по пояс. Семьдесят восемь, семьдесят семь, плачу спиной к составу. Пусть они прячутся, ну их всех, я их искать не стану.

Мама на даче. Башка гудит. Сонное недеянье. Кошка устроилась на груди, солнце на одеяле. Чашки, ладошки и свитера, кофе, молю, сварите. Кто-нибудь видел меня вчера? Лучше не говорите. Пусть это будет большой секрет маленького разврата, каждый был пьян, невесом, согрет, теплым дыханьем брата, горло охрипло от болтовни, пепел летел с балкона, все друг при друге - и все одни, живы и непокорны. Если мы скинемся по рублю, завтрак придет в наш домик, Господи, как я вас всех люблю, радуга на ладонях. Улица в солнечных кружевах, Витька, помой тарелки. Можно валяться и оживать. Можно пойти на реку. Я вас поймаю и покорю, стричься заставлю, бриться. Носом в изломанную кору. Тридцать четыре, тридцать...

Мама на фотке. Ключи в замке. Восемь часов до лета. Солнце на стенах, на рюкзаке, в стареньких сандалетах. Сонными лапами через сквер, и никуда не деться. Витька в Америке. Я в Москве. Речка в далеком детстве. Яблоко съелось, ушел состав, где-нибудь едет в Ниццу, я начинаю считать со ста, жизнь моя - с единицы. Боремся, плачем с ней в унисон, клоуны на арене. "Двадцать один", - бормочу сквозь сон. "Сорок", - смеется время. Сорок - и первая седина, сорок один - в больницу. Двадцать один - я живу одна, двадцать: глаза-бойницы, ноги в царапинах, бес в ребре, мысли бегут вприсядку, кто-нибудь ждет меня во дворе, кто-нибудь - на десятом. Десять - кончаю четвертый класс, завтрак можно не делать. Надо спешить со всех ног и глаз. В августе будет девять. Восемь - на шее ключи таскать, в солнечном таять гимне...

Три. Два. Один. Я иду искать. Господи, помоги мне.

(с) Изюбра

Мне без пары недель 33. Я - адвокат, у меня частная практика. Жена, с которой мы вместе уже восемь лет, и рады этому. Пара собак. Дела? Вполне себе, смею Вас уверить! Не так, чтоб черной икрой по красной, росчерком "Жизнь удалась", и ложку воткнуть, но - вполне себе.
А те самые восемь лет назад я был нищим выпускником МатМеха, который решил заняться юриспруденцией+. Соответственно - снова учеба, вечерний юрфак, работа помощником адвоката, зарплата меньше 100 долларов. И что она во мне, лопоухом, тогда разглядела, что согласилась приехать ко мне из Москвы? А я где смелости (или наглости?) набрался, чтоб ляпнуть "Слушай, а выходи за меня замуж, а?". С тех пор так и живем.
Последние четыре месяца живем особенно счастливо. На то есть некие секретные причины. Ну, вы понимаете+. Так вот, по дороге домой сегодня вечером (в пятницу, заметьте) выяснилось, что в доме кончились глазированные сырки, а без них любимой никак неможно ложиться спать, стало быть, надо их срочно купить. Я уже говорил, что вот уже четыре месяца в ответ на ЕЕ любую просьбу отвечаю только "Да, дорогая+" Так случилось и в этот раз. Гипермаркет "Лента", пара пачек сырков, обезжиренный творожок, две канистры незамерзайки. Никакого пива. Добропорядочный набор уважающего себя бюргера, восемь лет женат, четыре месяца особенно счастлив. Стою в очередь на кассу.
За мной встает пара, парень и девушка, обоим лет по 25. Кладут на ленту: 4 банки пива "Лёвенбрау", пакет мороженных креветок, пачка презервативов. Всё. И меня как прошибло!
Вдумайтесь в эту чистоту линии, в эту лаконичность, в эту выверенную красоту! Все лишнее уже отсечено, как у роденовского куска мрамора, обнажая саму суть происходящего. Пиво (не много, по две баночки каждому), креветки, которые еще надо отварить, и то, что, надеюсь, потом придаст их вечеру суть. Всё сказано, добавить нечего. Это как суши - только свежая рыба и вареный рис. Как иероглиф на пергаменте, как итальянский стилет. Пиво. Креветки. Презервативы. Я вижу их вечер, он лежит передо мной на транспортерной ленте, я понимаю, каким он будет. Я вижу, и я улыбаюсь.
Эту улыбку не сдержать, она рвется наружу и через показную серьезность, и через нежелание глупо лыбиться в общественном месте. Но ее не сдержать, когда смотришь на других людей, а видишь себя образца 1999-ого года. Когда вдруг вспоминаешь, что для идеального вечера с любимым человеком нужна не плазма с новым фильмом, не суши на дом, а немного пива, креветки, и обязательно презервативы. Я понимаю это, значит, еще живу сам, и люблю ее, ту, с которой уже восемь лет.
А вы, ребята, севшие во второй гольф с бампером, примотанным (!) изолентой! Вам удачи! И, через пару лет, загружая бюргерский набор в тот роскошный джип, который, несомненно, у вас уже появится, улыбнитесь паре, которая купит себе на вечер четыре бутылки пива, креветки и презервативы. Они - это вы, только моложе! Удачи!
Владl

Вчера я слопала шоколадку -
горькую-горькую - знаешь, одна...
Смени, дружок на компе раскладку -
она набирает не те слова.
А давай вон той блондинке-кокетке
подарим кисти и мёртвый цветок?
Да какая разница - в линейку ли клетку?
Она же не знает, что c'est mauvais ton.
Почитай мне стих. Вот тот. Мой любимый.
Среди тысяч классиков - твой. Один.
Назови смешной свою героиню,
и пусть она будет счастлива с ним.
А давай в темноте наедимся лимонов,
я - с конфетами, ты - с никотином.
И куда он пропал, тот смешной с баритоном,
кто письмо в конверте под дверь подкинул?!

Открывай окно - в комнате душно.
Ты рассказывай - я буду сидеть и слушать...
Дым - к потолку, солнце - к рассвету.

До следущей ночи.
Встретимся летом.

Юрий Смирнов, оборотень-возвращенец(c)
Винстон

- Нет, ты скажи, как у тебя это было в первый раз.
- В первый – неинтересно. Она была старше на пять лет, студентка, решила развлечь себя мною. Развлечение, как я подозреваю, было ниже среднего. Я сильно волновался, а ей была пофигу сама наша встреча.
- А второй?
- С одноклассницей, после какого-то праздника. О, Дня Победы, точно. В принципе, на стадии предварительных ласк все было очень весело. Но дальше так себе. Я влюбился как раз в ее подругу, которую, неделей раньше, на МирТрудМай в порыве страстного танца бросил об стену и сломал ей руку. Ну, как раз и вспомнил в процессе. Хорошая девочка была.
- Та, с рукой?
- Нет, эта. Зря я так халатно отнесся. Она потом пару недель смотрела на меня… Ну, скажем так, правильно смотрела.
- Да, как-то невесело у тебя с дебютом.
- Это были фальшивые дебюты. Моя первая женщина была третьей. Или третья – первой. Хрен поймешь. Попал в какую-то условно свою компанию как-то вечером. Эта такая, где всех знаешь, но ни с кем не пьешь. Пел что-то неимоверно дурацкое. Был еще один парень, Серега. Тоже пел. Он красивше меня и выше. Но пел я лучше. А еще я курил дорогущий тогда Винстон, а он Приму. Вот она меня и выбрала.
- Что, из-за сигарет?
- Ага. Мы когда после очередного погружения в любовь вынырнули и сидели голые на кухне, она сказала: “Cережа симпатичный, но я представила, как после секса курю приму и мне стало плохо”
- По-моему, она циничная.
- Наверное. Только когда я шел от нее в шесть утра, я всю дорогу домой пел марши и веселые пролетарские песни. Мужчина шел, понимаешь? А до этого так – мальчик потрахался.
- И больше не встречались никогда?
- Меньше сериалы смотри. Все лето отцепиться друг от друга не могли. Ты представляешь, на следующий день я сижу в кафе нашем, счастливый, как призовой самовар, и жду ее. Она пришла, кивнула мне и к каким-то мужикам села. Ну, я подождал три минуты для приличия, подошел, взял ее за запястье и поднял. Никто не против? – спрашиваю. Смотрю, не против. Ну и ладушки.
- И вы любили друг друга?
- Нет. Нам было очень хорошо вместе. Она была красива и умна. Мы могли целоваться часами, трахаться на крыше девятиэтажки, раскаленной, как адова сковородка, или в банальных кустах возле многолюдной остановки, или целый день валяться в постели кожа к коже.
- И что потом?
- Потом я уехал.
- А она?
- А она осталась. Только любимую женщину всегда возишь с собой под кожей. Просто хорошую – всегда оставляешь. (с)

Прочла - мурашки по коже пробежали. Наверно, так оно и есть. Любимую женщину всегда возишь с собой под кожей. Просто хорошую - всегда оставляешь. Любимого мужчину - точно так же...
...всегда под кожей.

Я не люблю сигареты. В последнее время даже лёгкий привкус сигаретного дыма в воздухе дико раздражает. Только знаете... что-то есть в них, в этих женщинах, которые стоят на крыльце концертного зала [школы, подъезда, театра, бара, etc.] в элегантной одежде и тонкой изящной сигаретой в руках.
Идёт дождь, а она, эта журналистка [преподаватель, любовница, актриса, etc.] наслаждается смесью запаха сбитой пыли в воздухе и запаха своих сигарет, потому что у её сигарет вкус и запах всегда эксклюзивны. У неё всегда аккуратные длинные ногти, красивая причёска и лёгкий макияж на лице. Всегда идеально подобрана одежда. Всегда соблюдены правила "туфли-перчатки-сумочка", "лак на ногтях - помада". Всегда приятный аромат её духов. Только её и ничей больше. Всегда неповторимая, присущая только ей манера держать себя...
... скоро ей прийдётся возвращаться, потому что она никогда не позволяет себе больше одной сигареты за "сеанс", скоро прийдётся улыбаться и радоваться жизни или сдерживать слёзы до дома или номера в отеле, но сейчас ...
... сейчас она наслаждается собой...
... наедине с дождём и дымом от своей изящной тонкой сигареты.

Когда за окном холодно, дует ветер, мороз закрадывается под кожу, а ты сидишь в тёмной комнате при свете свечей, пьёшь чай и задумчиво смотришь в окно, периодически хватая за хвост улыбку на лице... наверно, что-то это да значит.

Увидеть в центре города улицы, по которым машины днём или не ездят или ездят, но не слишком, - для Харькова область фантастики. Одно из Рождественских чудес, наверно, заключается в том, что это, всё-таки возможно... Видели. Сегодня. Странно, но факт, хоть и обьяснимый. Рождество, ребята...

Гламурные журналы нынче в моде, равно как и гламурные кулёчки и прочее-прочее-прочее... И сколько мы, серьёзные барышни, ни фыркали при виде блондинок в миниюбках, едущих в метро и глубокомысленно глядящих в их страницы.. нет-нет, да промелькнёт желание полистать. Другое дело, что полистав и удовлетворив свою жажду специфически-блондинистого, мы полгода минимум в их сторону смотреть не будем... хотя, безусловно, бывают и исключения. Когда-то на даче от "нечего делать" мне захотелось перечитать архивы журналов "Натали". О да... моей тёзке стукнуло в голову назвать своим именем журнал... хотя, возможно, ей просто понравилось это имя, произнесённое на французский манер... не о том речь. Во всех этих журналах меня тогда умилили небольшие эссе на послених страничках. Рассказы, эссе, очерки, раздумья... Не знаю, читательницы ли присылали их, или журналистки писали... но эти рассказы мне нравились. Они были какими-то тёплыми и... своими, что ли... А сейчас их-то и нету... а жаль (=

Город сегодня дышал какой-то добротой, лаской, вниманием... Золотые купола Покровского собора как будто улыбались на встречу солнцу, сад Шевченка приютил на своих дорожках прохожих, время словно замерло на мгновенье, позволив этой картине запечатлиться в моей душе. Я не помню детей, не помню взрослых, не помню лиц.. Помню прохожих, деревья, солнечный свет, белое пальто, ледяные скульптуры, блики солнца, каток, городскую площать, метро... В доме кофе готовят чудесный капуччино, а в караване есть довольно милый магазинчик с разными сортами чая.

Когда стараешься запомнить каждое мгновенье, каждую мелкую деталь, невозможно запомнить все мелочи и нюансы. Что-нибудь обязательно упустишь... Другое дело - целиком. Я помню тебя целиком и в этом целом вижу твои черты, а не из черт, которые помню, создаю у себя что-то целое, предварительно сделав набросок - ведь я не художник...

Вот уж дёготь покажется мёдом... А если не дёготь, а вкусный чай? ^_^ Вкусный чай и любимые конфеты?
Доктора утверждают, что счастье - опасная вещь, будто не может человек выдерживать его долго. Чёртов закон маятника, вездесущие синусы-косинусы... А ещё есть закон циллиндра: от слишком большого счастья мы плачем... от слишком большого горя - смеёмся. Впрочем есть - и на здоровье, пусть будут... Только знаешь... Мне иногда кажется, что без тебя я не могу дышать полной грудью, что я постоянно что-то недовдохнула-недовыхдохнула-недоощутила...

Любимые кафе - открыты, любимый человек - жив,здоров, родители, кажется, вполне счастливы жизнью, а я... а я тоже - жива, что не может не радовать... Хотя нет... не так...
Я... ЖИВА!

Свечи на моём фортепиано спокойно горят, согревая каким-то одним им известным секретом. У любимого сегодня День Рожденья...