Пусть. Мне не страшно. Ложь. Знаю.
Но даже если страшно - какое это имеет значение?
Я не люблю иллюзии. При всей их вычурной привлекательности они приносят слишком много... неприятного. Как болит щека после укола анастетиком. Только анастетик - не иллюзия. Тем не менее, эффект остаётся тот же. Только результат другой.
Анастетик вводят, чтобы обезболить. Иллюзию - чтобы отсрочить, притупить.
Какой коварный препарат, не правда ли?
На такое лекарство выдают рецепты врач-иллюзионист, никудышный хирург, ужасный терапевт, иллюзорный лекарь и масса других врачей с фальшивыми дипломами, стоимостью ломанного гроша. На деле им место в цирке. Да только в цирке не терпят трюкачей-шарлатанов, пренебрегающих техникой безопасности. От их действий часто зависят жизни окружающих. Вряд ли вы найдёте халтурщиков среди служителей диких кошек. Почему служителей? А разве дикую кошку можно приручить? В каждой милой пушистой домашней кошкости живёт дикий тигр, которого вы каждый день гладите по голове, спине, лапам, мордочке... а он урчит. И в этом довольном урчании отчётливо слышен по-звериному довольный рык. Услужили.
Невозможно дикую кошку посадить на цепь и заставить охранять двор. Со временем, при первой же возможности она съест хозяина.

Когда по шатким улочкам Парижа,
Прожившим кряду несколько столетий,
Она шла тихой поступью, неслышно
За ней скользили мимолётной тенью
Шлейф аромата ”Ультрафиолет”
и шарф,
Сотканный шелкопряда нитью.
Ступала постепенно, не спеша,
В такт музыке из плеера в ушах,
Девчонка с волосами цвета меди.
Пальто в клетчатку, желтый лист сирени…
В руках – ключи от комнаты в отеле.
Она не здешняя. Вы догадались верно.
I guess, it was the truth, you know…
Она видала и музей Мольера, и Лувр,
и place de la Concorde…
Champs-Élysées её не впечатлили
et sur-le-champ она ушла от группы,
едва отличной от актёрской труппы.
Среди деревьев парково-осенних
У деревянной лавки на газоне
Валялся рыжий и лохматый пёс
Среди деревьев парково-ленивых,
Среди листвы опавшей и строптивой
Живым пятном
Валялся рыжий и лохматый пёс – бродяга…
«Бедняга,» - подумалось ей как-то невзначай.
«Пусть я уйду, но ты меня встречай,
Когда вернусь в исхоженный Париж
И в этот парк,
с листвой капризной и строптивой».

Одна жалуется, что, цитирую: "Страсти нет".
Вторая жалуется, что на неё не обращают внимания...
Третий говорит, что такого не бывает, когда его носом в факты тыкают.
Четвёртая жить не хочет.
Пятая пытается с этим "не хочет" что-то сделать, но четвёртой, по всей видимости, пофиг, что вместо "жить не хочу", можно вопить "Давайте что-то делать".
Шестая это "Давайте что-то делать" вопит, но её мало кто слушает.

Может я не о том думаю? А?

- Угу...

- Несерьёзно, товарищ Нэирёнка. Несерьёзно.

- А что делать?

- Забей на всех.

- Забила. На тебя в первую очередь.

- Ну как знаешь...



Разговаривать с собой очень удобно. В конечном итоге понимаешь, что одна Я защищает точку зрения эмоций, вторая Я - точку зрения мозгов, а третья время от времени вмешивается со словами: "Девочки, не ссорьтесь..."

Дорогие мои читатели, друзья, подруги, знакомые и не очень, сильные и слабые, холерики и флегматики, сангвиники и меланхолики, депрессивные и жизнерадостные, те, кто с утра до вечера на монотонной работе, и те, кто флегматично взирает на лектора с институтской парты...



Я понимаю, что это простое байтомарательство и сотрясания воздуха, что зря я всё это печатаю и никто на этот пост особого внимания обращать не будет, но...



Если с вами и вашими близкими всё в порядке, если самая ужасная болезнь, которой вы болели - это простуда, сколиоз, грипп или ветрянка, если ваши любимые близкие люди не лежат в больнице, не больны неизлечимо и вполне способны позаботиться о себе и не только, если с родителями у вас отношения если не хорошие, то хотя бы терпимые и жить худо-бедно, но можно и при этом ещё есть друзья, которым можно "излить душу", если вы не принадлежите к голодающим народам Африки или не слышите звуки выстрелов в соседнем дворе, и уж тем более, если у вас нет крупных финасовых проблем (разные бывают ситуации, поэтому упоминаю и этот фактор) - не смейте писать мне, что жизнь - фигня, что лучше умереть, что суицид - это клёво, что вы - самый несчастный человек на планете Земля И ТАК ДАЛЕЕ!



Имейте ввиду: НЕ ПОВЕРЮ, И ПОШЛЮ ДАЛЕКО И НАДОЛГО прогуляться в ближайший центр радиологии (санаторий для людей с болезнями опорно-двигательного аппарата, кардиологический центр, хоспис - на выбор) на экскурсию, дабы посмотреть ЧТО ТАКОЕ ПРОБЛЕМЫ.

Остальное - это НЕ проблемы. Это ВОПРОСЫ, большинство из которых решабельны тем или иным путём.



Хотите - комментируйте этот пост, хотите - нет.

Заранее предупреждаю особо придирчивых к словам и выражениям граждан: внимания на возражения по этому поводу я обращать буду в количестве 0,(0)1 усл.ед., тоесть ровно столько, чтобы бросить на них беглый взгяд и закрыть страничку.



А если у вас возникли вопросы, почему этот пост здесь появился, загляните сюда, пролистайте страничек на несколько раньше и, если, конечно, будет интересно, почитайте.



Извините, но надоело.

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

Это

и

Это

И гитара была, и струны дрожали, и мириады звёзд на небе, и костёр среди сосен, и бродяга...



Не помню, кем я его тогда представила. Помню, что он был, и сидел рядом с нашим восьмым отрядом у костра, и грустил. И все хором ему пели-кричали: "А ну-ка улыбнись!

И кто-то очень близкий тебе тихонько скажет..."

Стихи Д. Воронкова

Музыка Л. Ваксмана

Как птенцы из гнезда, мы выпали,

ты не бойся прихода вечера,

под такими большими липами

нам с тобой опасаться нечего.



Под такими густыми звёздами,

разве их не для нас рассыпали?

Мы не против гнездовья, просто мы

из него ненароком выпали.



Это только вначале кажется,

что без дома прожить нельзя никак,

что важней пропитанья кашица,

чем огромные звёзды на небе.



Ты не бойся ни тьмы, ни голода,

будет день, и найдется пища нам,

мы ещё пролетим над городом

на крыле, до небес возвышенном.



Пролетим ещё, эка невидаль,

над Парижем, Нью-Йорком, Триполи

и над липой, откуда некогда,

как птенцы из гнезда, мы выпали.

ЛЮБОВЬ



У нас говорят, что, мол, любит, и очень,

Мол, балует, холит, ревнует, лелеет…

А помню, старуха соседка короче,

Как встарь в деревнях, говорила: ЖАЛЕЕТ.

И часто, платок, натянувши потуже,

И вечером в кухне усевшись погреться,

Она вспоминала сапожника-мужа,

Как век он не мог на неё насмотреться.

- Поедет он смолоду, помнится, в город,

Глядишь – уж летит, да с каким полушалком!

А спросишь: чего, мол, управился скоро?

Не скажет… Но знаю… меня ему жалко…

Зимой мой хозяин тачает, бывало,

А я уже лягу, я спать мастерица,

Он встанет, поправит на мне одеяло,

Да так, что не скрипнет под ним половица.

И сядет к огню в уголке своём тесном.

Не стукнет колодка, не звякнет гвоздочек…

Дай бог ему отдыха в царстве небесном! –

И тихо вздыхала: - Жалел меня очень.



В ту пору всё это смешным мне казалось,

Казалось, любовь, чем сильнее, тем злее,

Трагедии, бури… Какая там жалость!

Но юность ушла. Что нам ссориться с нею?



Недавно, больная бессонницей зябкой,

Я встретила взгляд твой – тревога в нём стыла.

И вспомнилась вдруг мне та старая бабка, -

Как верно она про любовь говорила!